— Проклятье, — тихо выругалась себе под нос Аль-Узза, когда очередная попытка снять доспех одной рукой не увенчалась успехом. Она возилась, наверное, уже час в своих тщетных усилиях и только теперь, окончательно сдавшись, уселась на огромный валун на берегу тихо журчащей реки. В тусклом лунном свете её воды казались почти черными, но журчание по-прежнему манило и словно приглашало искупаться. Да, река будто дразнилась, зазывая в свою живительную прохладу и обещая смыть всю грязь прошедшего дня. Хорошо было бы. Заодно немного охладить мысли, которые то и дело возвращались к Обители Розиморн и свершившимся там событиям.
Величественный монастырь, построенный в честь Латандера, её бога, был осквернен и разрушен. Гитьянки, вопреки заверениям Лаэзель, мало того, что не помогли им избавиться от проклятой личинки, так ещё и попытались убить. Про малоприятное знакомство с Влаакит и вспоминать не хотелось, а выбираться из яслей с боем оказалось то еще удовольствие. Учитывая, что всё, чем живёт раса гитьянки – война, их компании улыбнулась величайшая удача (или сами боги), ведь всем удалось выбраться живыми. Вывихнутое плечо мелочь по сравнению с тем, что могло случиться. Жаль только, что свой лимит на исцеления Аль-Узза на сегодня исчерпала, так что разобраться с этой проблемой она сможет лишь после утренней молитвы. Но вот отходить ко сну в полном облачении как-то совершенно не хотелось. Как и пачкать свой спальный мешок в чужой, пусть уже и запекшейся крови. Но, видимо, выбора не было.
В лагере было тихо. Все спутники уже давно разошлись по палаткам и наверняка мирно спали после тяжелого дня. Лишь костер мерно потрескивал, окрашивая поляну в самом центре теплыми цветами. Мысленно, паладин уже прикинула как пристроиться возле теплого пламени на ночь и даже облюбовала бревно, на которое можно было облокотиться если подкатить поближе, но потом её взгляд упал на одну из палаток. Сквозь не слишком плотную ткань пробивался свет одинокой свечи. Кажется, Гейлу тоже не спалось. А что если?...Или не беспокоить его? Да нет, будет ворчать, что не обратилась за помощью. И почему так ужасно неловко?
— Тук-тук? – громким шёпотом возле самого полога подала она признак своего присутствия. – Гейл, ты не спишь? Прости, что тревожу в столь поздний час, но мне кхм…нужна помощь.
Заглядывать внутрь девушка не решилась. Пусть их и разделяла всего лишь условность в виде полотна, но всё, что было за ним, являлось личным пространством, вторгаться в которое без разрешения было бы высшей степенью невежливости и неуважения. Особенно среди ночи, да ещё и без крайней нужды.
— Кажется я вывихнула плечо, рука почти не двигается. Не могу снять доспех и привести себя в порядок.
Да. Видок у неё был тот ещё. Стоило подумать об это до того, как все отчалили спать и сразу попросить подсобить, но нет же, она надеялась справиться самостоятельно так никому и не признавшись, что не просто так сегодня за ужином орудовала ложкой в левой руке вместо привычной правой.

Тусклый огонек догоравшей свечи не обманул. Волшебник действительно не спал, о чём оповестил его чуть рассеянный голос отзываясь на прозвучавшее имя. Оставалось надеяться, что Аль-Узза не выдернула его из начинавшейся дрёмы. Позади был действительно сложный день и глаза сами слипались под мольбу тела об отдыхе. Остальные спутники уже давно свалились под гнётом усталости и спали, даже не шевелясь. По крайней мере те, кто сегодня расположился у тёплого костра, а не в на скорую руку поставленных палатках. Гейл, конечно, часто полуночничал, но не до самой глубокой ночи, когда даже ночная живность умолкала в опустившемся на землю мраке. Похоже, его что-то тревожило. Девушка даже не заметила как нахмурилась тут же вспомнив недавнюю встречу с Эльминстером и ту пустоту, что он оставил после своего ухода. Новость, с которой он пришёл, обескуражила даже бывалого паладина много лет живущего заветами своего бога и клятвы, готового в любую минуту положить свою душу защищая тех, кто в этому нуждался. Отчасти она понимала решение Мистры и готовность Гейла исполнить его, но не хотела принимать. За это короткое время, что им уже довелось провести плечом к плечу, волшебник стал ей дорог. Слишком дорог, чтобы вот так его отпускать. Но кто они такие, чтобы спорить с богами?..

Мрачные мысли тут же улетучились стоило лишь мужчине появиться из-за полога палатки. Звук его голоса был особенным. Он сам стал особенным почти с первой встречи на месте крушения проклятого наутилоида. Гейл напоминал Аль-Уззе солнце — яркое и сияющее, согревающее своим теплом и прогоняющее мрак. Неисправимый оптимист наверняка даже не представлял, что помогал ей не просто поддерживать внутренний свет, но и заставлял его сиять ярче, чем когда бы то ни было. Да, чёрт возьми. Эльфийка влюбилась по самые уши и не стеснялась себе признаться в этом. А вот Гейлу стеснялась, особенно после того побега из Плетения, и потому, когда взгляд упал на обнажённый торс, она поспешила здоровой рукой как бы невзначай потереть нос, чтобы скрыть за латной перчаткой предательски появившуюся улыбку.
— Твоя наблюдательность на высоте. Но, как видишь, уже все давно спят, а я не хочу никого тревожить. Им необходимо отдохнуть, так что, если ты не против, давай попробуем справиться вдвоем, — Аль-Узза сделала уверенный шаг чуть в сторону, ближе к свету факела стоявшему чуть поодаль от палатки. Она то прекрасно видела и в темноте, а вот человеческие глаза не были наделены подобными удобствами, а снимать доспех наощупь, особенно когда не знаешь как, та ещё задачка.
— Это работает только с легкомысленными барышнями. Развязал корсет и готово. Придется немного попотеть, мистер Декариос, — она непроизвольно улыбнулась уголками губ, всего на мгновение встретившись с Гейлом взглядом, от которого каждый раз уходила земля из-под ног.   Благо ей удалось быстро взять себя в руки прежде чем их зрительный контакт затянулся бы на неприлично долгое время выдав все желания с потрохами.
Какая-то странная атмосфера витала прямо сейчас в воздухе.
— Этот доспех крепится на ремешки по бокам, — поспешила она прервать чуть затянувшееся неловкое молчание со своей стороны.  —  Они туго затянуты, так что не стесняйся тянуть или дергать. Но сначала сними горжет, иначе кирасу мы снимем только если с моей головой. И сюркот. И поясной ремень…в общем, расстёгивай что видишь и как-то стаскивай. Мою праву руку придется поднимать тебе, я не могу, она не слушается. Потом поддоспешник, но там просто всё на завязках. И рубашку тоже снимай. Будем вправлять плечо. Точнее ты будешь, я объясню как. И...спасибо, что согласился помочь.

— Что? Боги, нет. Я не… — до Аль-Уззы не сразу дошло как двусмысленно прозвучали её наблюдения про легкомысленных барышень и потому слова Гейла явно застали её врасплох заставив растерять все слова. Впервые за долгое время паладин не знала, что сказать, хотя до этого никогда не испытывала трудностей в подборе нужных фраз. Или это произошло вовсе не из-за того, что он сказал, а потому, что теперь они стояли настолько близко друг к другу, что можно было услышать чужое дыхание? Конечно, ведь её собственное на несколько мгновений остановилось, когда их взгляды на миг встретились.  Эльфийке стоило больших усилий отвести взгляд в сторону, чтобы продолжить разговор, а не податься чуть вперед во всё разгорающемся желании коснуться чужих губ. Хотя бы раз. Хотя бы на короткий миг.
— Я бывала в подобных местах исключительно по долгу службы, так что не подумай, — чуть осипшим голосом поспешила она исправить нелегкую ситуацию и вернуть их разговор в более непринужденное русло. Ещё не хватало чтобы Гейл заметил, как она смотрит на него и как предательский румянец загорается на щеках при малейшем приближении.
Воспоминания о прошлом немного отрезвили, вернув лицу привычную сосредоточенность. Пожалуй, не стоило рассказывать волшебнику как ей частенько приходилось забирать перебравших и перегулявших в злачных местах товарищей в дни, когда им следовало заступать не дежурство.  Всё это в памяти уже давно покрылось какой-то дымкой, словно было давным-давно, в прошлой жизни. А может и вовсе не с ней.
—  Даже не знаю, что нужно сделать для такой славы. Не переживай, это не так трудно, как кажется, — поспешила она ободрить Гейла, решив не озвучивать, что для неё это тоже первый раз. Обычно Аль-Узза прекрасно справлялась самостоятельно. Но, пожалуй, хватит на сегодня непристойных и двусмысленных фраз.
— Так и есть, — бросила паладин через плечо улыбнувшись. – Когда знаешь за что и за кого ты сражаешься, всё остальное не имеет никакого значения.
А у неё было много причин крепко держать меч в своих руках. Не только клятва и собственная обретенная вера. И не только желание избавиться от проклятой личинки, что угрожала превратить её в мерзкое бездушное чудовище пожирающее чужие мозги. Интересно, замечал ли волшебник как пристально она следила за ним на поле боя, оберегая от врагов, что первым делом пытались дотянуться до источника своих главных бед?
— Ну и годы тренировок, конечно же. Впервые я взяла в руки меч, когда многие из вас ещё не родились.
О том, что её меч не всегда стоял на страже справедливости, Аль-Узза деликатно промолчала. И вспоминать об этом не хотелось и видеть разочарование в чужих глазах тоже.
— У меня синдром мамы-утки, это не лечится, — улыбнулась, глядя сверху вниз на воюющего с поясным ремнем Гейла. – А самые ловкие пальцы у Астариона. Ты уверен, что это было бы хорошей идеей?
Она на секунду даже перестала улыбаться. Этот эльф был ей неприятен. Он олицетворял всё, что она ненавидела и даже был тем, кого она поклялась уничтожать во имя защиты установленного порядка вещей. Лицемерный эгоист, которого волновал лишь он сам. Вампирское отродье – плевок в лицо самой жизни.
Судя по возгласу, кажется, Гейл эту идею тоже не одобрил.
— Раз уж с корсетами мы выяснили, то, небось укрощал мимиков? – снова поспешила сменить тему для разговора. Как-то обсуждать Астариона сейчас совсем не хотелось. А вот послушать пару интересных историй – вполне. Ей нравилось узнавать Гейла ближе и слушать его рассказы из прошлого.
Чтобы хоть как-то ему помочь, она стиснула зубы, скрипнувшие от резкой боли в правом плече, но всё же стянула с себя тяжелые перчатки и бросила их остальным вещам аккурат к моменту, когда волшебник выпрямился, вновь оказавшись на неприлично близком расстоянии от неё.
— А я уже. Тебе не холодно? – даже не заметила, как теплая ладонь опустилась на оголённое предплечье, будто проверяя температуру чужого тела. – Ночь довольно прохладная.
Хотелось одернуть руку. Убрать её из чужого личного пространства, но она уже не могла, замерев как парализованная, наблюдая, как в глазах волшебника отражался свет наколдованных огоньков. В темноте они напоминали черные, блестящие жемчужины.
— Я не…знаю. Я ведь прекрасно вижу в темноте, — голос предательски дрогнул и сел на пару октав напрочь пересушив горло.

Ей нравился их легкий непринужденный разговор о всяких мелочах. Его мягкий голос отвлекал он навалившихся проблем и даже боль притихла, давая о себе знать только в моменты, когда плечо дергалось по инерции с телом, освобождаемым от латных оков. Даже желание скорее скинуть с себя тяжесть доспехов и привести себя в порядок меркло по сравнению с желанием растянуть этот момент во времени, подольше наслаждаясь столь приятным обществом. А самым восхитительным было то, что им никто не мешал сейчас. Разве что редкие ночные птицы, иногда подававшие голос из темной зелени леса. Хоть каждый день себе что-нибудь выворачивай.
Аль-Узза улыбнулась своей шальной мысли, а заодно и Гейлу с его колкой шуткой. Впрочем, её она никак не задела, а разве что предостерегла от излишней гордыни. Хотелось хлопнуть себя по лбу ладонью за сказанное, но паладин ограничилась лишь несколько виноватым видом.
— Для бабушки я слишком молода, по крайней мере… — кажется она хотела сказать что-то ещё в своё оправдание, но вместо этого запнулась, когда до неё дошёл смысл всего сказанного. Нет, конечно ей раньше говорили комплименты, но прозвучавший звучал как-то по-особенному. То ли потому, что Гейл так умело подбирал слова, то ли потому что она всем сердцем желала услышать от него нечто подобное и теперь, дождавшись, не знала, как на это реагировать чтобы всё не испортить. Аль-Узза ведь помнила, что сердце Гейла было не свободно. Так ли легко разорвать любовную и эмоциональную связь с богиней? Она видела, как он тосковал и скучал по ней, с какой любовью отзывался о Мистре. По крайней мере, до недавнего времени. До того, как Эльминстер вручил ему «черную метку». Трудно было представить, что творилось теперь у Гейла в душе. Но ведь…она чувствовала между ними незримую искру. Ещё тогда та впервые ярко вспыхнула в Плетении…или же она просто снова выдавала желаемое за действительное? Это непонимание изводило.
Как так получилось, что Узза без каких-либо излишних дум всё же не сдержалась и в своём беспокойстве так нежно прикоснулась к Гейлу, наверное, навсегда окажется загадкой. Но в этот момент внутри словно что-то вспыхнуло. Это было почти знакомое чувство, будто божественная благодать окутала нутро, даруя силы на победу в любом бою, но только ощущение куда сильнее, ярче и не берущееся из вне. Она так и не смогла убрать руку или отстраниться, потому что не хотела этого. Тем более теперь, когда ладонь так нежно перемещенная самим волшебником мягко покоилась на его груди, чувствуя кожей каждый удар чужого, потревоженного сердца. Вот он, тот самый миг, когда стоит сделать шаг вперед, отдаться порыву души и продемонстрировать свои желания и намерения, но как же было страшно ошибиться и сделать больно, наступив на больную мозоль.
Аль-Узза так и не решилась бы ничего сказать или сделать, не возьми Гейл инициативу в свои руки. Огоньки под тихий шёпот погасли, погружая серость ночных очертаний предметов в тень. Она подалась вперед одновременно с волшебником чувствуя намерение и всецело его поддерживая. И несмотря на озябшую от ночного ветерка кожу, губы Гейла оказались горячими, почти обжигающими. Похлеще самого крепкого вина которое кружило голову уже с одного глотка.
Волшебный миг столь желаемой близости закончился, почти не успев начаться. Гейл отстранился под растерянный и вопросительный взгляд Аль—  Уззы, которая явно не понимала, что пошло не так.
Ещё раз.
Сначала спешный побег после Плетения, теперь ещё одно стратегическое отступление? Ранить поспешностью? Ох, если бы он только знал, как ранил своей нерешительностью и…черт возьми, что ей вообще думать обо всем этом? Прямо сейчас вдруг захотелось провалиться сквозь землю.
— Не извиняйся. Ты сделал то, чего мы оба хотели, — внезапно мягко и снисходительно ответила она, аккуратно взяв Гейла за руку, что легла на её больное плечо, нехотя заставив то заныть снова. В унисон сжавшимся от какой-то горькой обиды внутренностям.
— Тогда давай поторопимся. Потому что скоро уже рассветет. Я не прощу себя если ты не выспишься, а Латандер меня если я пропущу молитву.
Простит. Владыка Зари не столь эгоистичен чтобы требовать педантичного соблюдения обрядов, которые его мало волнуют, в отличие от милосердных порывов души и сердца.
Сердца, которое не понимало радостно ли ему биться или прятаться в самых недрах грудной клетки.
Давно внутри не происходило такой смуты и, похоже, Гейлу было не легче.

В своём непонимании Аль-Узза уже была готова отступить, сделать вид, что ничего не произошло и даже сменить тему беседы, дав Гейлу и, вероятно, себе больше времени, чтобы понять причину странной стены, вставшей между ними и мешавшей, наконец, высказаться, но волшебник решил иначе. Её сердце забилось быстрее стоило ладони оказаться в чужих и на удивление мягких руках.
Паладин покачала головой словно отвергая предположения Гейла о точке её зрения, потому что он, определенно, не угадал. Ни о ребячестве, ни об эгоизме эльфийка не думала. Всё это больше походило на метания человека, недавно пережившего тяжелое расставание и всё ещё боявшегося вновь открыть своё сердце для кого-то другого, но, оказалось, что и Узза ошиблась в своих предположениях. Всё было гораздо…проще. И в то же время невероятно сложнее.
Аль-Узза слушала Гейла внимательно, давая высказать всё, что накопилось на душе, не перебивая и даже не шевелясь, боясь спугнуть его внезапную откровенность, которая, наконец, пролила свет на постоянные отступления и бегства от моментов желанной близости. Несмотря на тяжесть чужих переживаний, на душе стало несколько легче от…понимания. Теперь она хотя бы знала настоящую причину порой совершенно, на первый взгляд, нелогичного поведения. Не былая любовь стояла между ними. Не неостывшие чувства, а страх и даже не перед собственной запланированной свыше смертью, а за чужую жизнь. Её жизнь.
Внезапно Аль-Узза, до этого сосредоточенно и серьезно слушавшая Гейла, чуть улыбнулась и мягко сжала чужую руку в своей теплой, почти горячей ладони.
- Ты впустую тратишь время живя будущим, упуская, что самое важное происходит здесь и сейчас. Каждый день - это новая жизнь и новый шанс, и ты никогда не знаешь, какие возможности принесет тебе новый рассвет, если с самого утра будешь думать о закате и готовиться к грядущей ночи, - мягко высвободив руку, Аль-Узза нежно коснулась щеки и заглянула в чужие, словно в панике метавшиеся глаза в которых каким-то волшебным образом по-особому отражались огоньки факелов.
- Никто, даже боги не знают, сколько времени нам уготовано. И они не знают, по какому пути мы пойдем и чем эта дорога закончится, потому что каждый шаг - это наш выбор. Не спеши себя хоронить прежде, чем мы доберемся до Абсолют и вообще узнаем, что это и как с этим бороться. Всегда есть шанс найти другую дорогу к цели, а не бездумно идти напролом только потому, что тебе так велели.
Отговаривать его исполнять божественную волю Аль-Узза не собиралась, потому что прекрасно знала, что это значит, служить своему богу, но и позволять Гейлу опускать руки и хоронить себя заживо, тоже не собиралась.
- Мы рискуем своими жизнями каждый день. Я делала это и раньше, до встречи с тобой. Так что, если мне придется умереть рядом с тем, кто мне не безразличен – жалеть об этом я не буду, тем более, что порой проведенное вместе время, пусть и короткое, ценнее целого столетия, потраченного впустую.

Да, это были типичные речи того, кто поклонялся Латандеру, но Узза говорила всё это лишь потому, что сама жила этими догмами, всем сердцем принимая и подписываясь под каждым словом. Рассвет имел для неё сакральное значение, был символом новой надежды каждого дня, новым началом, торжеством жизни. И она хотела бы, чтобы и в сердце Гейла поселился этот новый рассвет, развеяв ту тяжелую тьму, что он носил в сердце. Когда-то он ошибся, наделал глупостей, из-за которых потерял всё, или почти всё, но разве жизнь не дала ему новый шанс, когда, пусть и по странному стечению не слишком приятных обстоятельств, но всё же переплела их пути вместе? Аль-Уззе было всё равно насколько короткой или длинной окажется их совместная дорога. Она лишь хотела впредь идти по ней вместе и знать, что сердца бьются в унисон. То чувство, что зарождалось в груди к этому волшебнику было поистине чарующим. От него перехватывало дыхание, а тело становилось словно невесомым и способным летать. Пожалуй, это было лучшим, что случалось с ней за последнюю пару столетий и отказываться от этого из-за страхов было огромной глупостью.
- Мне и сейчас больно. От твоего упрямого нежелания сбросить с себя ношу прошлого и начать, наконец, жить, а не существовать в мыслях о мрачном будущем, - она строго посмотрела на Гейла, нахмурившись. Так учителя смотрят на набедокурившего ученика или родители на непослушное чадо, напрашивающееся на поучающий ремень. Впрочем, её морщины быстро разгладились, когда она тихо рассмеялась.
- Мне приходилось иметь дело с существами куда пострашнее, чем занимающийся ненужным самоедством волшебник и хара́ктерная кошка. Я справлюсь. А ты? – Аль-Узза хитро улыбнулась и с характерным прищуром посмотрела на Гейла, словно намекая, что он то почти ничего о ней не знает. Ну, кроме той части её жизненного пути, где она поклялась стоять на страже добра и жить данными свету клятвами, упрямо и безоговорочно отвергая всё, что противоречило этим принципам. А ведь за душой было множество историй и скелетов в шкафу. Не таких как у волшебника с убийственной сферой в груди, конечно, но они были. Или Гейл думал, что только он такой сложный и не сносный? Ха.
- Надежда - это луч солнца в самой кромешной тьме. Если её нет, ничто не имеет смысла, - безапелляционно поправила она прозвучавшее утверждение.
«Разожги свет. Делами милосердия, доброты и прощения разжигай свет надежды в мире, повергая ниц отчаяние» - гласила первая из данных ею клятв.  «Куда бы ты ни шел, сажай семена надежды. Священный долг — помогать растущим и способствовать возрождению и обновлению» - твердил один из догматов последователей Латандера.
Так что в её глазах, внимательно изучающих чужое лицо, на которое легла печать из смеси боли и страха, не было сомнений, а сердце билось ровно. Аль-Узза не просто хотела дать Гейлу шанс.
Она была готова осветить для него путь.
Стать новым рассветом.