Струящееся платье из тончайшего красного шелка, перехваченная золотой цепью-поясом талия, и сложная прическа-коса – Орин готовилась со всей основательностью. Убийство было ее страстью, ее движущей силой, но такие балы, где собираются приближенные и поклонники двоих из Мертвой Троицы, не были какими-то там пресными дворянскими сборищами. Там можно будет как следует развлечься.
Нанося на губы карминовую помаду, оттеняющую ее бледную кожу, сжала их и приоткрыла, белесыми глазами рассматривая получившийся образ. Золотистые волосы небрежно поддерживали диадему – подарок от любимого дедушки, который доставал для любимой внучки только самое лучшее.
Должно быть, когда-то это принадлежало кому-то значимому. А теперь вся эта значимость кормит червей.
… на балу оказалось скучно.
Все такие взрослые, серьезные, с привязанными-налепленными улыбками и взглядами. Орин скучающе прохаживалась между людей, эльфов, полукровок и всех тех, кого сюда занесло стремление. Одних – искупаться в чужой крови, других – получить поощрение или удар черной руки. Говорили о чем-то таком важном, о каких-то «перспективах», о «блестящем исполнении»… Девушка закатывала глаза, и будь в иной форме, где обозначены зрачки и радужка, всем стало бы заметно.
Старший братец оставил ее «говорить с гостями», а сам отправился к новой игрушке – Энверу Горташу. Легким шагом огибая все кроваво-черные тени приглашенных, выхватывая обрывки диалогов, Орин с искрой интереса посмотрела в сторону сидящих поодаль.
Брат улыбался.
Так улыбался, словно смотрел на что-то, что наконец развеяло его мрачную решимость.
Орин скривилась. Перевела взгляд на Горташа. Склонила голову на бок. Что такого он в нем нашел?
Неужели она – хуже?
Перекатилась с пятки на носок, провернулась вокруг себя и в легком танце, от которого отходили другие, проскользила по зале в сторону небольшой софы, наполовину занятой каким-то юнцом.
— Бесконечная чернейшая скука, никакого восторга, — проворчала Орин, позволяя телу расслабиться на мягких подушках софы. – Где факиры? Где главное блюдо?
Она достала свой кинжал из складов одежды прежде, чем услышала несмелое:
— Говорят, что главное блюдо подадут чуть позже. Сначала Избранные обсудят что-то.
Девушка перекатила голову на спинке софы, приподняла бровь, цепко осмотрела. Моложавый мужчина с первыми следами зарослей над верхней губой. Какие-то очень яркие зеленые глаза. Обычные уши, обычная внешность – еще один из людей. И темная одежда с символом, от которого у Орин уже слегка рябило в глазах.
— Неужели хоть у одного бейнита осталось свободное времечко для маленькой сестренки любимчика Баала? – голосом на грани издевки и кокетства похихикала, наклонив ладонь в сторону, чтобы кинжал, который она держала, указал на мужчину. Тот с опаской, но любопытством смотрел на изогнутое лезвие. – Как зовут тебя, смелое создание?
— Иган… ваша светлость?
Орин вдруг тихо рассмеялась переливчатыми серебристыми звоночками, схожими с музыкой ветра. А он забавный! Ее плечи мелко затряслись, а вот лезвие все так и осталось направленным на нового знакомого. Может, они подружатся? О да, их дружба будет такой стремительной и крепкой, как пламя под кузнечными мехами. Вжух, и вот они уже дружат. Черная рука пожимает алую, алая рука обмывает черную кровью.
— Ига~ан, — протянула Орин, резко сев вполоборота к мужчине. Локтем она оперлась о спинку софы, перехватила кинжал другой ладонью, и вновь искривленное лезвие уставилось на него. – Хорошее имя, короткое, смелое, яркое!.. Знаешь ли ты мое имя? Оно такое же короткое.
«Врезается в память, проворачивается рукоятью как следует».
— Да, вас зовут Орин, миледи? – Иган говорил осторожно, но с явным интересом, и Орин игралась с этой любопытной мышкой, уже почуяв, что может быть интересно. – У вас весьма интересный кинжал.
— О, — красные губы девушки округляются, а затем растягиваются в улыбке. – О-очень интересный, говоришь? А хочешь, покажу свой любимый меч? Оставила его не так далеко, всего-то немного пройти, шаг-другой, и ты уже прикасаешься к тайне, недоступной для других. Как тебе предложение, бейнит?
Она провела пальцами рядом с губами – так легко, и так наигранно невинно, что можно счесть за флирт. Можно, если не знаешь Орин. А бейниты ее не знали.
Пока нет.
… рукоять кинжала погрузилась в горячую кровь.
— Кха! – выплюнул ей на плечо кровь бейнит, и Орин вновь рассмеялась – легко, задорно, словно фейри сверкают пыльцой по весне.
— Нравится? А ведь это еще мало, совсем немного! Знаешь, как он зовется? Алый всполох. А еще – меч Первой крови. Потому что я люблю пускать кровь первая.
Щуплое тело повалилось на нее, и Орин танцующе сделала шаг в сторону. Размазанная помада на щеке вперемешку с кровью – не ее, а его; зря он решил, что она согласна с ним целоваться, расстался с куском губы. Серьезно, он надеялся на это? Что она зовет его в сторонку ради этих плотских утех? Пф-ф-ф.
Под бейнитом разливается лужа крови. Орин с трепетом ребенка ступает в это кровавое озерцо, словно пытается потрогать воду и понять, как она тепла. По ее телу пробегаются мурашки, когда она становится босыми ногами в эту кровь, шевелит пальцами ног и… улыбается.
Не только же братцу находить собеседника. Она тоже умеет! Вон как здорово «поговорили».
Отец Баал будет доволен ей.
Приподняв тонкий шелк юбки платья, легонько, словно по стеклу, сделала пару шагов, покачиваясь в лишь одной ей известной танце. Ах, как тепла чужая кровь, по такому бы ковру она ходила вечность.