Между ужином и сном оставалось свободное время, и Гейлу всякий раз приходилось придумывать, чем заняться. Он перебирал добытый сегодня скарб, невольно и сортируя припасы на следующие ужины и короткие перекусы, но выискивал книги, найденные то на старых пыльных полках, то в напольной россыпи истлевших гримуаров. Некоторых книги повторялись, потому волшебник складывал их отдельно, а вот другие становились настоящим спасением, позволяя погрузиться в чтение вплоть до отхода ко сну.
Обычно Гейл был из тех, кто засыпал последним, а просыпался первым с конца. Привыкнув к жизни затворника в башне, самостоятельно определяя режим дня и уделяя куда меньше времени отдыху и еде, нежели теперь, сильно расслабила его. Сейчас ему снова пришлось адаптироваться к условиям походного быта, хотя и это было вполне терпимо.
А самым трудным оставались мысли.
Когда они с остальными исследовали побережье, ум Декариоса был занят лишь мыслями о том, какое заклинание применить, какие правильные слова произнести и как реагировать на очередные шутки или язвительные замечания. Однако, оставшись наедине с самим собой, становилось настолько... невыносимо. И эта мука продолжалась до тех пор, пока он не засыпал, причем даже сон не приносил покоя. Гейл всеми силами старался найти себе занятие, чтобы отвлечься.
Но теперь… было кое-что еще.
— Угрх… — Гейл приложил ладонь к груди, тому самому месту, где, словно опаленное солнце, сидело его проклятие, его наказание за то, что прыгнул выше головы. – Как же ты невовремя…
Беды всегда невовремя. А еще они не любят приходить в одиночку, и потому не собирались сдаваться и оставлять его в покое. И чем сильнее гудела сфера в нем, намекая, что еще немного, и конец может прийти не только ему, но и всем окружающим в радиусе вероятного взрыва.
Ему бы покинуть этих распрекрасных людей, эльфов и прочих. Ему бы уйти в такой вот тихой ночи, ведь невозможно разом решить все проблемы. Цереморфоз и личинка были приоритетом, с которым спорить – значит, отвергать проблему. Но нетерийская сфера не будет ждать. Она жаждет.
Пока что он мог терпеть эту боль, отвлекаясь на быт или беды спутников, на драки или лихие разговоры. Но когда его сил перестанет хватать, что тогда? Видимое затишье в один миг обратится прахом.
Возможно, он мог бы обратиться к Мистре… если бы она хотела слушать. Гейл не раз думал оставить всякую гордость и найти способ связаться с ней, но почти все возможности могли выглядеть ужасно с его стороны, и это еще бы сильнее разозлило и без того оскорбленную его действиями богиню. Злить божество – себе в убыток. Еще одну проблему даже такой амбициозный волшебник, как Гейл из Глубоководья, не потянет.
Потерев ноющее солнечное плетение, он выставил руку в сторону – Плетение мягким голубоватым светом сплел из света звезд образ, который не оставлял его в покое ни в одиночестве, ни во сне. Величественная и прекрасная, Мистра смотрела на него холодным невидящим взглядом, и что-то внутри него, при взгляде на эту иллюзию, сжималось с куда большей болью, чем могла причинить нетерийская сфера.
Так болит разбитое сердце того, кто осознал, что натворил?