Огромные территории отравленных проклятием земель простирались вокруг, утопая в безжизненной тьме, наполненной немыслимыми ужасами и загубленными жизнями. Сломанные орудия, рассыпающиеся от времени, превратившиеся в иссушенные скелеты тела темных юстициариев и соратников, павших ради победы…Победы, за которую до сих пор приходилось горько расплачиваться поразившей природу болезнью, смердившей похлеще гниющей на теле раны.
Хальсин не был здесь с тех самых пор. С того последнего дня битвы, когда победители были вынуждены развернуться и пуститься в бегство, спасаясь от гнева Ночной Певуньи. Минуло уже сто лет, а сердце его всё так же болезненно сжималось при воспоминаниях о том самом дне, а теперь, когда он очутился так глубоко в лишённых света земель и собственными глазами оценил масштаб постигших эти места горестей, оно и вовсе закровоточило от новых ран.
Но было во всем этом ужасе кое-что. Кое-что новое, особенное, упавшее зёрнышком в благодатную почву и начавшее прорастать — надежда. Ещё никогда с тех самых пор он не подбирался так близко к Лунным Башням, а теперь до них было словно рукой подать. Вон они, темные очертания вдалеке соседнего берега. А ещё он, наконец, был не один как в своих чаяниях пробраться в самое сердце проклятья, так и попытках освободить землю от тёмного ига.
Насыщенный на знакомства, неожиданные встречи и разговоры вечер затихал и подходил к концу. Нужно было укладываться отдыхать, но Хальсину совершенно не хотелось спать. Слишком много мыслей лезли в голову и прежде чем они перестанут жужжать назойливым роем в голове, мешая отдыху, нужно было дать им вдоволь разгуляться. Так что Гейл застал друида сидящим у входа под серебристый купол в компании часовых-арфистов, их баек и подвернувшегося под руку бруска, из которого тот что-то вырезал, занимая руки.
— М? – отозвался он на звук собственного имени, отрываясь от рукоделия. – Конечно. Помочь с посудой и припасами?
Отложив в сторону острый нож с затейливо исписанной рукояткой да пока ещё бесформенную чурку, Хальсин поднялся на ноги. Он часто помогал Гейлу, заботливо кормившему весь отряд с уборкой после, стараясь не злоупотреблять гостеприимством принявших его друзей по несчастью. Посуду полагалось мыть, а продукты складывать и убирать повыше, чтобы те не стали ночью добычей польстившихся на лёгкий перекус зверей. Последних здесь явно не будет, а вот грязная посуда, увы, здесь чистой не становилась. Но продолживший тараторить волшебник явно дал понять, что он здесь с вопросом иного толка.
— Он был очень напуган после нашего перехода сюда. Я успокоил его и уложил спать у костра вон там, — друид махнул рукой чуть в сторону, туда, где виднелось пламя свободного от арфистов костра. – С ним остался Шкряб.
Вопросительный взгляд упал на пса, стоящего аккурат за спиной Гейла и обеспокоенно взиравшего то на друида, то на волшебника. Пёс несколько раз гавкнул, от чего Хальсин заметно нахмурился.
— Шкряб отлучился ненадолго, а когда вернулся, медвесыча уже нигде не было. Как и его запаха. Идём, — скомандовав то ли собаке, то ли Гейлу, то ли обоим сразу, Хальсин быстрым шагом добрёл до костра, где в последний раз все видели пропавшего пернатого малыша.
Пёс не обманул. Их маленького друга и правда не было на месте. Лишь небольшое углубление в земле напоминало о его присутствии. На сердце стало как-то неспокойно, а нехорошее предчувствие ледяной рукой коснулось затылка.
Короткое заклинание, и в руке друида полыхнул огненный клинок, рассеявший темноту словно огромный ритуальный костер. Сощурившись, Хальсин поводил взглядом по земле и двинулся к краю купола явно чем-то ведомый.
— Плохо дело. Есть два отпечатка лап и оба они ведут отсюда, за пределы защиты, — он обеспокоенно поднял глаза на Гейла. Зачем медвесыч туда пошел сейчас не имело никакого значения. Их маленького друга нужно было спасать, если он ещё вообще был жив. Но думать о плохом пока было рано. Если не оставлять место надежде, можно потерять то, что еще можно спасти.
— Я пойду за ним пока не стало слишком поздно. Думаю, я смогу взять след.

То, что Шкряб временно оставил свой пост у своего спящего «младшего брата» можно было легко понять. Голод не тётка, да и готовил Гейл отменно, так что попытка раздобыть что-нибудь вкусненькое чтобы погрызть под мирное потрескивание костра да звучное сопение медвесычика не выглядела безответственным преступлением. Тем более, что от костра до кухни идти было совсем ничего. В любом случае, искать виноватых никто не собирался, а вот пропавшего было нужно и как можно скорее.
Идти в одиночку в темноту проклятия было опасно, даже неразумно, но отчего-то Хальсин был уверен, что Гейл не помашет ему вслед рукой просто желая удачи, а вызовется добровольцем на сей опасный поход. Так что, когда волшебник демонстративно зачаровал свой посох, теперь светившийся как самые яркие звезды на чистом ночном небосклоне, друид лишь сдержанно улыбнулся.
— Нет, я знал, что ты пойдешь со мной. У тебя слишком доброе сердце, чтобы остаться в стороне, — пламя призванного клинка погасло, освобождая руки. — К тому же, мы ведь оба знаем, что для этого места размер не имеет значения.
Проклятию Шар было всё равно кто ты, ребенок или взрослый мужчина, птица или огромный вол – оно косило всех, как чума, без разбора затягивая в свои мрачные тени. И самым страшным здесь было не умереть, а стать его частью. Превратиться в искаженную форму жизни, марионетку, призванную убивать всех, кто посмел ступить на эту землю. От этой мысли даже у самых храбрых пробегал холодок вдоль позвоночника.
— Не нужно, — оборвал друид Гейла в момент его разговора с псом, качнув головой. – Слишком опасно. Не будем рисковать ещё одним нашим другом. Мой нюх справится. У Шкряба будет другая важная миссия здесь.
Очертания высокой фигуры засветились под натиском желтоватых огоньков, пустившихся в пляс по всему телу, искажая его, словно изделие из глины, вылепливая что-то новое, покрытое шерстью. Руки стали мощными лапами, тут же опустившимися на землю и полоснувшими её вылезшими когтями, лицо вытянулось, демонстрируя ряд острых звериных зубов. Уже знакомое преображение в бурого медведя закончилось коротким рёвом последнего.
Спорить касательно своего решения оставить пса на месте Хальсин не собирался. Гейл был достаточно умен, чтобы взвесить все риски, а также наверняка начитан дабы знать, что обоняние медведя в десятки раз более совершенно, нежели у собаки. Ну, а если не знал, то друид обязательно его просветит по дороге.
Развернувшись медвежьей мордой к Шкрябу, Хальсин что-то проревел, на что пёс отозвался громким лаем, а потом сорвался с места, побежав в сторону таверны. Именно в этот момент медведь шумно начал втягивать воздух у самой земли и, продолжая шевелить носом, двинулся за пределы серебристого купола.

Слова Гейла о пропаже медвесычика стерли с лица жрицы последние крупицы сарказма. Она невольно нахмурила брови и сухо поджала губы, ощущая растущую на душе тревогу. К этому маленькому комочку перьев Шэдоухарт успела привязаться, равно как и к Шкрябу. Вот уж кто, а эти двое точно не заслужили гибели в проклятых землях.
— Тогда я однозначно с вами.
Наверно, не стоило выходить за пределы купола в лагерной одежде, но тратить время на сборы показалось ей неуместным. Чем дольше их маленький пернатый друг оставался в обществе теней, тем меньше становились их шансы на то, чтобы обнаружить его целым и невредимым. И сколь бы последовательница Шар ни старалась выглядеть рациональной и прагматичной в своих решениях, бросить доверившегося им детеныша не смогла бы даже она. И пусть служение Госпоже Утрат не допускало каких-либо привязанностей, но к животным Шэдоухарт отчего-то всегда испытывала необъяснимую симпатию. За что в очередной раз темную рану на правой руке пронзило болью насквозь. Да, внимание леди Шар всегда оказывалось крайне избирательным. Она могла хранить тишину в ответ на молитвы своей верной последовательницы, но в то же время крайне жестоко напомнить о себе и о необходимости соблюдения правил. Лицо жрицы едва заметно скривилось, но она не издала ни звука. Как бы там ни было, а за медвесычиком она пойдет.

Тьма, разливающаяся густой пеленой по этим землям, очень быстро разогнала остатки хмеля в голове. Шэдоухарт определенно чувствовала себя здесь лучше, чем ее спутники, а от того не боялась порой выходить за пределы зоны, которую освещал зачарованный посох Гейла. С десяток шагов туда, с десяток сюда, но видимых уже им, а не только Хальсину, следов так и не находилось. В какой-то момент она задумалась о том, что им здорово повезло с ним. Кто еще смог бы учуять сбежавшего друга и при этом в случае необходимости постоять за себя? Шкряб, конечно, обладал очень острым нюхом, но вот защитить себя… Пожалуй, их всеобщему лагерному любимцу самому бы потребовалась помощь.
Внезапный громкий медвежий рев заставил жрицу отвлечься от разглядывания окружающей темноты и перевести взгляд на Хальсина. Понимать язык зверей без магии или зелья она не умела, а потому реакция оказалась однозначной и молниеносной. Шэдоухарт сорвалась с места и бросилась вперед, аккурат к друиду. Землю под собой она, разумеется, не рассматривала, о чем очень скоро пожалела. Нога в легких сандалиях наступила на что-то подозрительно мягкое, после чего жрица ощутила, как щиколотку что-то обвило, будто змея.
— Это еще что… — она с силой дернулась, попытавшись освободиться, но какое там, хватка неведомого создания оказалась крепкой. А потом оно дернуло в ответ, и Шэдоухарт, не удержав равновесие, упала на землю. Лоза тем временем поползла по ноге выше, с силой сдавливая голень, и словно пыталась утащить девушку куда-то за собой.
— Ignis! — протестующе вскрикнула она, не собираясь соглашаться с уготованной ей неведомым противником участью. С ее рук сорвался сгусток пламени и улетел куда-то во тьму, где уже даже невозможно было различить это проклятое черное на черном. Хват вроде бы сначала немного ослаб, но затем жрицу просто потащило по земле куда-то вперед, к остову большого черного дерева.
Оголенной коже рук было больно. Да чего уж там, больно было и спине, и пятой точке, коими она ощущала каждый булыжник и неровность на земле под собой. В отсутствии доспеха в этой вылазке были определенные минусы.
— Ignis!
Еще один огненный шар полетел в лозу и на этот раз цели своей достиг. Шэдоухарт дернула ногой, сбрасывая с себя остатки темной лианы.
— Я в порядке, не переживайте, — крикнула она своим спутникам, обернувшись, и в этот самый момент что-то весьма болезненно хлестануло по спине. Отскочив в сторону, жрица резко развернулась и на мгновение потеряла дар речи. Оживших деревьев ей еще не доводилось видеть.
— Или нет…