Весь дальнейший путь Далирия проделала в гробовом молчании, внимательно слушая и запоминая все, что говорил ей Астарион. Как-то совершенно незаметно для нее в душе воцарились смирение и безразличие к новому положению. Возможно, переживания начнут терзать позже.
Скользнув равнодушным взглядом по лакею (или камергеру, пойди пойми его должность при дворце Касадора), Далирия не проронила ни слова, лишь едва заметно кивнула головой. Был ли он таким же отродьем, как они, или завороженным, подобно стражам в башне, сказать было сложно. Да и вряд ли подобное знание в настоящий момент имело хоть какую-то важность.
Едва переступив порог замка, Далирия ощутила, как на нее нахлынула волна воспоминаний с того проклятого вечера. Нет, в этой части ей бывать не довелось, торжественный ужин проходил совсем в других комнатах, но роскошный, вычурный интерьер и витающая в воздухе атмосфера заставляли мертвое сердце невольно сжиматься в груди. Если бы она только знала, к чему это приведет…
Небольшая комната, куда ее привел Астарион, похоже, являлась спальней. Три двухъярусных кровати, столько же сундуков, стол, стул, несколько подсвечников и видавший виды небольшой ковер на полу.
— Он простой человек? — Далирия, наконец, нарушила молчание, проводив камергера внимательным взглядом. — Он под чарами? Как стражи в башне?
Дюфэ, в отличие от достаточно флегматичных стражников, выглядел более живым, но новоиспеченному отродью было сложно представить, что смертный стал бы по доброй воле прислуживать вампиру. Без сопротивления она проследовала с Астарионом к столу и села на краешек предложенного стула. Услышав слово «поесть», Далирия озадаченно нахмурилась и прислушалась к внутренним ощущениям. Чувство голода действительно отозвалось тошнотой и каким-то мучительным спазмом. Из старых легенд о вампирах она вспомнила, что те питались кровью живых существ. Внутри все похолодело от ужаса и отвращения. А затем она увидела в руках Астариона клетку с курицей. Несчастная птица, предчувствуя свой скорый конец, жалобно раскудахталась и начала отчаянно биться, хлопая крыльями.
— Нет… — тихо пробормотала эльфийка и вздрогнула от хруста ломаемой куриной шеи. — Это… отвратительно! Я не буду!
Она протестующе замотала головой, когда Астарион протянул ей умирающую тушку. Болезненный спазм вновь прокатился по телу, к горлу подступил тошнотворный ком. Но не потому, что тело отвергало преподнесенную ему еду. Наоборот, оно желало ее. Вгрызться клыками в это тоненькое горлышко. Сквозь перья, не ощипывая, прям так. Дрожащие руки сами собой потянулись вперед, забирая птицу. Бережно, точно самую величайшую драгоценность, Далирия прижала ее к себе, чувствуя, как тельце еще продолжало дергаться.
— Я не хочу, — едва слышно произнесла она, а затем разум словно заволокло кровавой пеленой. Сознание вернулось вновь, когда ее клыки уже впились в куриную кожу, а густая кровь наполняла рот привкусом железа. Лицо перекосило от отвращения, в голове билась единственная мысль — остановись! Но голод вампирского проклятья оказался сильнее воли, сильнее разума. Тонкие пальцы с заостренными ногтями лишь крепче впивались в курицу. Далирия выпила ее досуха и только потом, когда обескровленная тушка выскользнула из безвольных рук, отчаянно прохрипела, выплевывая перья.
— Мерзость. Отвратительно. Когда ты говорил про птицу на ужин, я представляла себе совсем не это.
«А что? Зажаренную на вертеле? Для вампирских отродий?» — мелькнула в голове саркастическая мысль.
— Отныне только кровь, да? Книги и страшилки не врут? — она утерла рот рукавом и без того испачканного белого платья, оставив на нем бордовый след.