Ночь – священное время для тех, кто принадлежит к Кругу Луны. Это пора молитв и медитаций в лоне спящей природы, в тихом единстве с ней под мягким светом белоснежного светила. Прекрасное время для созерцания и раздумий. Так что не удивительно, что Хальсин всегда ложился позже всех и когда все обитатели лагеря проваливались в глубокий сон, он уходил, чтобы побыть наедине с той, которой служил.
Сегодняшняя ночь не была исключением. Пристанищем для вознесения молитвы Сильванусу стал высокий холм чуть поодаль от места их стоянки. С него открывался роскошный вид на журчащие воды Чионтара с одной стороны, и на редкие деревья, окружавшие тракт. А ещё сюда стекались все звуки ночи, ласкавшие слух: шелест листьев от дуновения ветра, редкие вскрики ночных птиц, песни насекомых, чьи-то тяжелые шаги совсем рядом и приглушенные разговоры со стороны дороги.
Хальсин резко открыл глаза, прервав медитацию. Последнее из донесшегося до его ушей явно было лишним в этой естественной гармонии. Он встал в полный рост и вгляделся в темноту между деревьев. Слишком далеко и темно, чтобы четко увидеть неуклюже бредущего человека, но достаточно, чтобы в свете луны разглядеть словно горящие огнём рыжие волосы. Врагген.
Что он знал о нём? Да почти ничего. Впрочем, и сам Врагген не мог похвастаться обширными знаниями о себе, ведь ничего не помнил ни о своём прошлом, ни о событиях, предшествующих попаданию на корабль иллитидов. Но даже короткого времени знакомства хватило Хальсину, чтобы понять: проворный и мастерски обученный следопыт не будет так неосторожно брести в темноте, падая, словно какой-то пьяница едва покинувший кабак. С ним что-то происходило и оставлять того, кому он был обязан спасением Рощи и собственной жизни без помощи друид не собирался.
Он спешно спустился с холма, двинувшись следом за, разве что не шатающимся мужчиной, и замер буквально в десятке метров от дороги, на которой его ночное зрение уже позволило разглядеть покосившуюся повозку и растерянных людей, застрявших в столь неприглядное время в весьма опасном месте. Дороги всегда были под бдительным присмотром тех, кто охотился на зазевавшихся путников и их ценности.
Хотелось думать, что Врагген шёл на помощь, разбуженный громкими разговорами и оттого, ещё не очнувшийся от сна, столь неуклюжий. Но сердце тревожно застучало от того, что открылось глазам наблюдающего друида в следующую же секунду. Хальсин прекрасно знал повадки хищников, видел, как грациозно они могут подкрадываться к ничего не подозревающим жертвам, выпуская когти перед самым смертоносным прыжком. Вместо когтей – кинжал, вместо животного – человек, но хищник оставался константой в этом уравнении.
В порыве защитить невинные жизни он действовал инстинктивно. Ладони полыхнули ярким светом, а то малое пространство, разделявшее убийцу и его жертв, вдруг содрогнулось, выпуская из самого чрева земли высокую и непроходимую стену колючего терновника и тонкие, словно веревки лозы, расстелившиеся по наезженной дороге и по мягкой траве, да словно разумные змеи, вцепившиеся в ноги Враггена, намереваясь удержать его от непоправимого.
От неожиданности все трое путников вскрикнули и отшатнулись в сторону, подальше от острых шипов внезапно выросшей растительности. Шум и крики разбудили и спавшего в повозке мальчонку.
— Мама!!! – в неподдельном ужасе вскрикнул он, спешно выбираясь из повозки и кидаясь в объятия девушки, тут же закрывшей собой чадо от неведомой угрозы. То, что настоящая опасность находится не перед ними, а за хитросплетением возникшей стены, они ещё не подозревали.
— Врагген! – басом позвал его Хальсин, явно намереваясь завладеть его вниманием, дав людям возможность скрыться. – Тебе нужна помощь.
Несмотря на то, что он застукал Враггена, считай, на месте преступления, друид не собирался рубить с плеча. Он был обязан своим новым друзьям, да и, искренне верил, что всему этому безумию должно было быть какое-то объяснение.
— Опусти оружие.

То, что происходило сейчас, Хальсин не мог объяснить. Как вполне себе разумный и рассудительный человек, спасший столько жизней, мог так резко перемениться? Друид был готов поклясться, что в тусклом свете Луны видел горящие жаждой крови глаза совершенно незнакомого ему чудовища. Словно это был вовсе не Врагген, а кто-то другой. Может виной всему была злосчастная личинка? Но тогда подобное поведение наблюдалось бы и у остальных. Тогда что? Проклятие? Чей-то контроль? В голове роем закрутились самые разные версии, кроме одной – что он всегда был таким. За годы, проведенные в качестве первого друида, Хальсин, хотел он этого или нет, научился разбираться в чужих характерах и содержании, а сейчас перед ним был точно не тот, с кем он буквально вчера на закате делил пищу у одного костра, рассказывая очередную байку.
Словно в подтверждение его внутренних ощущений, всего на короткий миг, хищный оскал покинул лицо человека, сменившись…замешательством?
Будто звук чужого голоса вырвал сознание из крепкой дрёмы.
— Охоты? На людей? Ты явно не в себе, — голос друида звучал твёрдо, но на его лице была видна растерянность. Одно дело противостоять кому-то совершенно незнакомому, другое тому, кого он не так давно назвал другом.
Одно было ясно точно. Если Хальсин сделает недостаточно, хищник, затаившийся внутри, настигнет своих жертв.
— Уходите! Живо! – почти взревел он на застывших от ужаса людей, загипнотизированных внезапно развернувшейся возле них картиной противостояния. Громкий голос вывел неудачливых путников из состояния оцепенения, заставив, наконец, вернуться в реальность и прислушаться к самому важному инстинкту — самосохранения, затрубившему уже во весь голос. Ведь они слышали каждое процеженное Враггеном слово: охота, добыча, кровь.
— Идём, идём! – закричал один из парней и кинулся к девушке, крепко прижимавшей к себе плачущего ребенка. Схватив мальчика на руки, он побежал вперед, оглядываясь на едва поспевающую спутницу, то и дело путавшуюся в подоле длинного платья и падавшую на землю под звуки собственного почти панического крика. Последним побежал оставшийся юноша, прихватив из поваленной повозки какую-то дубинку.
Будто она могла хоть как-то ему помочь.
Люди ещё не спасены и не в безопасности, но теперь у них был шанс избежать прискорбной участи. И Хальсин собирался его увеличить.
— Врагген, остановись пока не поздно! – повернулся к нему друид, снова назвав по имени, но тут же отшатнулся на шаг назад, заметив, как тот попытался рвануть вперед, порвав свои путы. В этот раз впившиеся в него лианы справились, но даже у них был свой предел.
— Я постараюсь помочь, — то ли ему, то ли себе сказал Хальсин и поднял вверх засветившуюся зеленоватым светом руку, прикрыв глаза. В воздухе закружились полупрозрачные, яркие частицы похожие на листья, возникшие из ниоткуда и окружившие рвущегося на свободу пока еще неудавшегося убийцу. Они искали причину столь ярого желания убивать. Хальсин искал. А тем временем удерживающие Враггена корни ослабили свою хватку и плавно опустились на землю, больше не подчиняясь воле утратившего концентрацию колдующего.

Звук собственного имени, произнесённого словно с некой толикой удивления, лишь подтверждало возникшую в голове теорию. Да, перед ним был Врагген и…одновременно не он. Нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как менялось его лицо в разговоре, как то тускнели, то вновь загорались кровожадным огнём чужие глаза. Будто нашедшее наваждение теряло вою силу, но, увы, лишь для того, чтобы окутать подконтрольный разу ещё крепче. Был ли смысл вообще продолжать разговоры? Конечно был. Ведь именно они то и дело позволяли настоящему Враггену, тому, которого Хальсин успел узнать, прорываться сквозь плотный морок.
— Я уже вмешался, — коротко отрезал друид давая понять, что уходить или оставаться безучастным не намерен. На что он вообще рассчитывал? Что последователь Сильвануса просто пожмет плечами и позволит забрать чужие жизни на ночном тракте потехи ради? Или как там он сказал…охоты?
Внутренности неприятно сжались. Природа держится на созданном ею же балансе. Смерть действительно неотъемлемая часть жизни и даже животные убивают друг друга, но или ради пищи, или по соображениям защиты. Также поступают и чтящие это равновесие люди. Но что, если какой-то хищник забыл, для чего ему когти, и выпускает их при первом же возможном случае ради забавы? Убивая всех, кто встречается на его пути ради вкуса горячей, струящейся по пасти крови? Таких зверей отлавливают и умертвляют ради всеобщего блага. Как и убийц, позабывших о священности чужих жизней. Возможно, Хальсину следовало поступить как должно.
Возможно.

Перепуганные крики людей становились всё дальше, оставляя друида и Враггена наедине. Последний, определенно, был вовсе не рад этому.
— Не соглашусь, — качнул друид головой и погрузился в одному лишь ему видимые образы, по крупице собранными светящимися частицами, вьющимися в воздухе и кружащимися вокруг удерживаемого лианами человека. И чем дольше друид молчал, тем больше он хмурился. Врагген не был окружен ни чьей магией. Хальсин не чувствовал смрада проклятия, не видел тонких нитей чужого контроля, а иллитидская личинка как обычно, пока вокруг не было других зараженных, с кем бы ей хотелось вступить в контакт, дремала. Не было ничего, о чём друид сперва подумал. Он поискал бы ещё, зарылся в глубины подсознания, но в момент, когда наткнулся на что-то, по ощущениям мрачное и тёмное, ощутил обжигающую боль в районе подреберья. Где-то блуждавший разум моментом вернулся в здесь и сейчас, а тело инстинктивно отшатнулось на два шага назад от стоявшего теперь впритык к нему Враггена. Хальсин настолько сосредоточился на помощи, что забыл о собственной безопасности. Что ж, не впервой. Обидно лишь то, что он так и не понял, с чем имеет дело, а вопросов стало еще больше.
— Ну что, стало легче? Ощутил вкус охоты? – непривычно строго спросил он, опуская ладонь на пострадавшее место и глядя на залитую кровью ладонь. Чертовски больно. Простому человеку хватило бы этой раны, чтобы отправиться на встречу с праотцами, но первый друид был куда крепче, даже на вид.
Нужно было как-то вывести Враггена из этого состояния. Первая шальная мысль подсказывала как следует огреть того по голове, а вторая притопить в речке. Что ж, вывести его из строя прежде чем попытаться что-то ещё делать звучало куда безопаснее, ведь проблема, как Хальсин уже успел понять, лежала не на поверхности.
Яркий свет охватил тело друида и, словно живой, пополз от конечностей, быстро укутав всё тело и растворив в себе одежду. Короткая вспышка, и на месте эльфа уже возник огромный пещерный медведь, обдав Враггена громким рыком, да наградив агрессивным оскалом.
Так сражаться было куда привычнее.

Новый облик был словно новой, иной жизнью. Боль от острия кинжала, что скользнул сквозь плоть обагрив бездушную сталь алой кровью, сначала притупилась, а затем совсем исчезла. Свежей раны не было на величественном животном, застывшем в агрессивной стойке, выдавая его готовность броситься на врага в любую секунду. На врага ли? Нет, Хальсин не считал Враггена врагом, упорно продолжая верить, что перед ним просто человек, которому нужна помощь. Даже если тот кричал об обратном, ведь мимолётные секунды, когда пылающий в предвкушении убийства взгляд ненадолго затухал, казалось, можно было рассмотреть безмолвную мольбу. Вероятно, что друиду это просто могло показаться, что он выдавал желаемое за действительное, но он достаточно прожил на этом свете и достаточно повидал, чтобы замечать даже мельчайшие тени в чужих зеркалах души.
«Твоя охота сегодня закончится, не начавшись» мог бы услышать Врагген умей он говорить с животными. Но слышал только протяжный, угрожающий рык, обнажающий острые зубы. Кто знает, может и умел, но явно не в этот момент. Не сейчас, когда он напоминал голодного и свихнувшегося хищника, готового слышать только протяжный стон покидающей тело жертвы жизни и последний стук побежденного сердца.

Отважный, дерзкий, мужчина бросился вперед на медведя вознамериваясь победить в этой схватке во что бы то ни стало. Что ж, по крайней мере друид был хотя бы достойной целью нежели безоружные и испуганные путники.
  И вот, обнажая своё безрассудство, Врагген пусть и демонстрируя чудеса проворства, поступил очень опрометчиво решив вступить в прямую схватку с огромным животным атакуя его прямо в лоб. Да, у убийцы были отточены рефлексы, а в крови бурлил адреналин и неистовая жажда крови, ускоряя их, но всего этого было недостаточно.

Знал ли он, какая сила скрывалась в могучих лапах, способных одним ударом переломить хребет кому-то пострашнее и побольше человека? Помнил ли об острых когтях, способных дробить кости и проходить сквозь плоть и доспехи как горячий нож сквозь масло? Представлял ли скорость реакции, которой природа наделила этого обитателя Фаэруна?
Что ж, сейчас он с ними познакомится.

Прыжок стал первой и последней ошибкой Враггена. В нём тяжело сменить траекторию или уклониться, пока под ногами вновь не окажется твёрдой земли для опоры. Именно в этот момент, когда острый клинок уже почти был у цели, а сам оппонент оказался на расстоянии вытянутой лапы, медведь нанёс мощный удар, огрев того по лицу когтистой лапой и придав ускорения для скорейшей встречи с твёрдой поверхностью, почти впечатывая в землю. Этого должно было быть достаточно, чтобы вывести убийцу из строя, но самонадеянность погубила немало жизней, так что Хальсин подстраховался. Медвежьи зубы вцепились в держащую оружие руку мёртвой хваткой. Он трепал её, словно вошедшая в раж собака терзает подаренную ей хозяином плюшевую игрушку, разрывая плоть и сухожилия, вынуждая бросить ненавистный клинок.
Друид не получал удовольствия от этого. Напротив, его сердце сжималось от жалости к своему спасителю, но это была вынужденная мера. Во благо самого же Враггена. А раны…это то, что он прекрасно умел лечить. Не зря же он носил гордое звание целителя. Лишь бы помогло. Лишь бы опомнился и пришёл в себя.
Лишь бы…

В воздухе повис стойкий и легко узнаваемый запах крови. Алая, она буквально заливала медвежью пасть, придавая животному ужасающий вид. Казалось, будто дикий и голодный медведь просто набрел на неудачного путника и вот-вот превратит его в свой ужин, но стоило ему вырвать победу в этом неравно поединке, хищник остановился, внимательно вглядываясь в изувеченное лицо поверженного человека. Дьявольские огоньки больше угрожающе не плясали в зрачках Враггена, а лицо, залитое кровью и изувеченное, исказилось от ужаса.
Будто он осознал, что произошло. Очнулся от укутавшей его разум силы.

Сверкающая сталь клинка упала на землю из разжатой ладони, а из открывшегося рта раздался крик ужаса человека, оказавшегося одной ногой в царстве мертвых. Хальсин почувствовал, как жизнь, словно упругая струна натянулась, готовая вот-вот порваться если он не поторопится исправить то, что сделал.
Перепачканная в крови ладонь отчаянно уткнулась в морду животного, и он, словно выполняя просьбу, разжал свою хватку и отступил.
Плотная бурая шерсть засветилась миллионами мелких огонёчков, окутывая гигантскую тушу, а потом они, словно испуганные светлячки, разлетелись в стороны, оставляя перед Враггеном фигуру уже знакомого ему друида, поспешившего подняться на две ноги и кинуться к раненному.
— Не шевелись, береги силы, — опустился он на колени возле лежащего ничком товарища.
Лицо Хальсина было серьезным и на нём легко читалось сострадание к чужой боли. На Враггена было больно смотреть сейчас и друид, несмотря на то, что он прекрасно понимал, что действовал из крайней необходимости, старался контролировать себя, всё же ощутил довольно болезненный укол совести. Хорошо, что эта душевная боль немного притупилась, стоило его собственной ране напомнить о себе. Под ребрами всё ещё алело и болезненно жгло от совсем недавно засаженного туда клинка.

Широкие ладони засветились голубоватым и теплым светом, а потом опустились на вздымающуюся грудь, жадно глотавшую воздух. Жизненная сила, ощутимым ручейком потекла сквозь друида, будто он был проводником, и влилась в чужое тело, наполняя его спасительной энергией, перед которой не устояли даже самые серьезные раны. Поломанные кости со слышимым хрустом  встали на место и срослись, сухожилия вновь воссоединились, а рваные раны затянулись на глазах, не оставляя после себя даже тонких шрамов. Спустя пару минут Врагген был как новенький и лишь изорванная и перепачканная одежда напоминала о том, что здесь случилось.
Хальсин открыл глаза осматривая неудавшегося убийцу и оценивая результат своей работы. Словно удовлетворившись им, он кивнул и поднялся на ноги, протягивая одну руку лежащему на земле мужчине, а вторую, всё ещё слегка светящуюся, опуская на собственную рану, закровоточившую с новой силой после неосторожного движения.
— А теперь я хотел бы услышать от тебя объяснения, —  строго посмотрел он на Враггена явно давая понять, что просто ответ «я не знаю» или «я ничего не помню» его не устроит.
Хотя бы потому, что раньше он с подобным не сталкивался, но из того, что увидел теперь, сам собой напрашивался вывод – мужчина опасен. В первую очередь для окружавших его людей. Было страшно представить, что могло произойти, не останови Хальсин Враггена сегодня. Или реши он поохотиться прямо в лагере на спящих друзей.

Собственное имя скомкано и несмело сорвалось с чужих губ символом пробуждения от неведомого морока доселе затмевавшего разум. Врагген очнулся. Не его тело, изорванное и изодранное острыми медвежьими зубами, но сознание, делавшее его тем, кого Хальсин знал и не собирался терять в этой бессмысленной схватке. Подлатать израненную оболочку души несложно, но что делать с тем, что руководило ей, толкая на самые жестокие поступки?  Ответа не было. Пока что не было. Проблемы стоило решать по мере их поступления.

Когда целительные огоньки перестали плясать вокруг теперь уже затянувшихся ран, друид помог Враггену подняться на ноги. Хальсин поймал его растерянный взгляд, что словно пытался найти ответ на самые простые вопросы, где он и, что, собственно, произошло? Нет, он точно не прикидывался жертвой раздвоенного сознания, потому что замешательство и непонимание выглядели вполне искренне. Как и честно звучало отчаяние с яркой нотой сожаления в одном единственном слове. Одно стало ясно, подобное с ним происходило не в первый раз, и Врагген явно не был в восторге от своих приступов. Вот только…если сегодня по воле случая его смогли остановить от жестокой расправы над ни в чем неповинными людьми, то чем заканчивались все предыдущие? Знает ли он это? Помнит ли хоть что-то?
— Сегодня ничего из того, что нельзя было бы исправить, — голубое свечение ладони, покоившейся на боку, затухло, и Хальсин спокойно опустил руку, больше не морщась от режущей и жгущей боли под ребрами.
Этой ночью никто не пал жертвой жаждущей крови клинка. Но сколько таких ночей уже было и сколько предстоит? Друид явно не всегда будет рядом, чтобы помочь предотвратить непоправимое и с этим, определенно, нужно было что-то делать. Тем более что Врагген всем своим видом сейчас умолял о помощи. В отличие от той его ипостаси, которой так хотелось перегрызть горло всего несколько минут назад.
В его глазах теперь легко читалось отчаяние, щедро приправленное бессилием. Этого Враггена он узнавал.
— Ты затаился в засаде. Хотел поохотиться на попавших в беду путников, — решил чуть пролить свет на произошедшее Хальсин не став упоминать, что среди несостоявшихся жертв были и женщина и ребенок, дабы не усугублять и без того гнетущее чувство вины. Наверняка этого груза у него накопилось предостаточно. Но и скидывать его с чужих плеч мужчина не спешил.
— Давно это с тобой? И как часто происходят твои…приступы? Расскажи всё, что сможешь вспомнить, чтобы я смог придумать как помочь.
И вопрос сейчас стоял не только в помощи самому Враггену, но и всем спутникам. Если подобное случалось с ним регулярно, то лагерь переставал быть безопасным местом отдыха. Кто знает, когда в очередной раз его клинки потребуют обагрить их теплой кровью?